Мыс Ильи

Легенды крымских греков
Феодосийская легенда

Чем ближе к Ильину дню, тем ниже нависают облака, душнее становится воздух и чаще ночные грозы.

А в Ильин день затемнятся облака, забегают змеи молний и треском громовых раскатов напомнит о себе пророк.

Беда попасть тогда в море. Хорошо, если сорвет только снасти. Иной раз закружить судно, швырнет на скалу и щепками выбросит у мыса Ильи.

Помолись, моряки, на церковь пророка – не случилось бы несчастья.

А видна та церковь с большой дали, хотя и не велика она. Такая, какие строили в давние времена.

В те времена, когда верили в Верхнюю силу и знали свою слабость перед Нею. Хотя и были смелы, пожалуй, смелей, чем теперь.

Не выдумали люди, что Илья, сын Тамары, построивший церковь, в открытое море ходил на доске. А когда стал богатым и завел свой корабль, в самую страшную бурю не боялся оставить гавань и в декабрьский шторм поднимал паруса.

Но раз случилось выйти под пророка Илью. Освирепело в тот день море, озлились небеса и попрятались люди в жилища. А Илья Тамара поднял сразу флакос и тринесту и белой чайкой унесся в волну.

Кто рискнул бы сделать это теперь? Разве сумасшедший. Далеко ушел Тамара в море, не стало видно берегов. Не знал он опасностей и не верил в рыбачью сказку об Илье.

- И молния, и гром от облаков.

И когда подумал так, накатился на судно вал выше мачты на много мер.

- Васта темони, клади руль, - крикнул Тамара рулевому, но оторвался руль, и понеслось судно по воле ветра к береговой скале.

Понял Илья, что близка гибель, и в испуганной душе шевельнулось сомнение, не карает ли его пророк за неверье.

И в ту же минуту пронесся с севера на юг громовой раскат, и над мысом, где теперь церковь Ильи, в пламени и тысячах искр опустилась огненная колесница.

- Илья! – воскликнул Тамара, и подумал в душе: - На том месте, где видел его, построю ему церковь, хотя бы пришлось для того продать корабль.

- Матим бистин, своей верой клянусь в том.

Не успела остыть эта мысль, как примолкла гроза, и ветер с берега погнал волну в море, а с нею и Тамарин корабль.

- Васта темони, - прозвучал над Тамарой чей-то грозный голос и увидел себя Тамара стоящим у руля, который, подплыв к судну, стал на свое место.

К вечеру достиг Тамара Сугдеи, сдал товар, и нагрузившись новым, вернулся в Кафу. Не рассказал, однако, никому о случившемся, пожалел продать корабль и решил заработать прежде больше денег и тогда построить храм.

Сначала решил так, но вскоре передумал – Не может быть, чтобы все это случилось. Просто приснилось. Колокитья!

И, успокаивая себя так, он со временем забыл о своей клятве. Все шло хорошо, за десятки лет ни один из кораблей его не потерпел крушения, и Илья Тамара стал богатейшим купцом Кафы.

Однако, в душе помимо воли, жило что-то, что напоминало о случае в молодых годах. Не любил Тамара смотреть на гору, где было ему видно, и избегал выходить в море под Ильин день.

Но однажды, незадолго до этого дня пришлось ему возвращаться от Амастридских берегов.

- Да будет благословенно имя Георгия, патрона той страны! – Попутный ветер резко нес корабль и вдали стали уже синеть Таврийские горы.

И вдруг сразу стих ветер, точно смело его с моря, и корабль попал в мертвый штиль. Больше всего боятся его моряки, но наступал Ильин день, когда по всему Понту носится ветер, и Тамара спокойно лежал на корме.

Он подсчитывал барыши и, кончив подсчеты, улыбнулся торговой удаче.

- Не нужно быть знатным, не нужно быть ученым, чтобы хорошо жить. Нужно только быть умнее других, чтобы пользоваться их глупостью. Алю пулунде грамата, алю полите гносис!

- Скверная мысль, - сказал кто-то в душе его, и вздрогнул Тамара.

Поднялся с ложа, посмотрел на берег. Оттуда медленно надвигались тучи, и зарница сверкала зловещим глазом.

Побежала по морю предветренная рябь, за нею береговик погнал волну.

Корабль поднял все паруса и взял нос на восток, где была Кафа, но попав в страшное течение, не мог далеко уйти.

А ветер быстро крепчал, недобрым шумом гудело море, воздух шипел и свистал, завывая.

Не выдержала порыва главная мачта и обломилась.

- Плохо дело!

И в последнем сумеречном свете увидели гору, где когда-то случилось видение. Вспомнил о нем Тамара и смутился духом. Настала тьма, нельзя было видеть своей руки; ливень заливал потоками палубу; волна била через борта и в трюмах образовалась течь. Истрепались в клочья штормовые паруса; не слушался корабль руля, как гнилая нитка оборвалась якорная цепь, когда гнало корабль к берегам, попытались бросить якорь.

- Одно чудо может спасти!

И молили люди о чуде, умоляли Илью смягчить гнев, обещали весь первый улов отдать на свечу ему.

А Тамара упал на колени и в сердце своем поклялся исполнить, что обещал когда-то в своей юности.

Огненная молния рассекла небо, опалила воздух, озарила корабль и скалы, среди которых он носился, в последнем зигзаге скользнула по мачте и загорелась сиянием впереди судна.

Кто-то грозный и гневный поднял над кораблем руку. Сверкал молниями его взгляд, в бешеном порыве рвалась борода, готовы были открыться уста для гибельного слова.

- Элейсон имас, Кирие! - Помилуй нас!

Опустилась рука проклятия и указала погибающим путь спастись. В стороне зажглись кафские огни, и…. потухло сияние. Как убитые, заснули корабельные дома. Не заснул только старик Тамара. Стоял у городского храма и шептал слова тропаря:

- Почитающих тебя, Илья, исцели.

Стоял всю ночь и утром нашли его там же. Не узнали его, так изменился он. Покоем дышало лицо и близостью Неба светились глаза.

И когда через год иконный мастер писал образ пророка Ильи для нового храма, который построил на горе Тамара, это с него он списал лицо пророка.

Оттого не видно гнева в пророческих глазах и нет страха, когда смотришь на икону.

Умер Тамара большим стариком и под конец дней избегал говорить о пережитом, но люди читали об этом в чистом взоре его.

Ибо взор души человеческой проникает часто глубже чем подсказывает речь.