Старый храм

Легенды крымских греков

Керченские греки в тишине вечера любят слушать мелодичный звон его колоколов. Они чтят старые святыни. Поклоняются иконе, которая дошла от дней, когда впервые служил в храме Пантикапейский епископ. Они не забыли древнее сказание, хотя прошло с тех пор много сотен лет. Они могут рассказать, что в день первой службы стояли у амвона двенадцать братьев, и тысячная толпа христиан не знала, кто из них прекраснее. Так красивы и стройны были двенадцать юношей, такой доблестью и отвагой дышали их лица. И светились светом чистой совести. Ибо исполненный долг дает ее людям, а братья построили храм Предтечи, как обещали матери.

- Помяни, Господи, душу ее в царстве света. - И епископ, наклоняясь над престолом, поминал имя матери и не поминал двух других: отец не был христианином а имя обезумевшей сестры не упоминалось в храме.

Но скорбел о том престолослужитель и шептал трижды святую молитву, когда доносился жалобный стон от окна алтарной абсиды. Сливался тот стон с голосом декабрьского шторма, и было не по себе многим. Громыхал ураган, чтобы заглушить стенания мятущейся души, и сводили брови братья от боли и гнева.

Казалось, с порывами бури проникал в храм туманный образ сестры. В струйках кадильного дыма вился по колонам и, не доходя до престола, угасал в мерцании догорающих лампад.

Чтобы облегчить сердце, братья думали о чистой душе матери. О светлом часе ее кончины. Со светильником в руке, прежде чем проститься с земным, завещала она детям поднять над Пантикопеей крест.

- Во имя Крестителя.

И поклялись они сделать так, и пока не воздвигнут храм, забыть радости жизни и счастье ликующих грез. Двенадцать братьев и сестра Лилия, чище которой не было в мире. Нужны были годы веры и труда, чтобы исполнить обет. С именем Христа, камень за камнем, братья воздвигали стены, а сестра приносила им пищу. Омывала раны и нежной заботой отражала душу матери.

Но на Митридатовой горе жил старый жрец. Ненавидевший христиан. И сын его  - начальник Горной части, был последователем отца. Он был красив, точно сам Аполлон вдохнул в него часть своей красоты, и смелый взор его проникал в сердце женщин. Оттого братья боялись, чтобы не увидел он сестры. Подходила работа к концу, становилось радостнее на душе у братьев, и только скорбная тень на лице девушки печалила их.

- Все грустит по матери.

Не знали, что случилось. В летнюю ночь, когда морской залив горел в бриллиантах отражений, сидела она на ступенях Босфорского схода, глядела в глубокое небо и говорила со звездой.

 - Где ты, мама?

И накатила волна испуга и смущений, когда красавец юноша коснулся ее плеча.

Его длинные кудри падали черными кольцами, и одно из них коснулось ее лица. Коснувшись, обвеяло чувством жгучей ласки. – Кто ты, зачем ты здесь?

Не ответил на это юноша, или не поняла она его. Шепот страсти, как туман застилает глаза; от него, как от сладкого яда, замирает сердце.

- Уйди, я чужая тебе. – И девушка вырвалась из его объятий.

Не сказала ничего на другой день братьям, только перестала ходить в летнюю ночь на ступени Босфорского схода, чтобы не встретить больше дерзкого.

Она ненавидела его и вспоминала его речь, боясь позабыть хоть слово.

- Ты будешь моя, - говорил он. И билось сердце от голоса власти.

- Оставь свою печаль, - убеждали братья.

- Скоро поднимем крест; уже радуется светлый дух матери.

И от этих слов еще тяжелее становилось на душе девушки. Точно надломили цветок, а люди не замечая, говорили о жизни.

Часто не помнила она себя, и когда падал в окно лунный свет, как бледный призрак, тянулась к нему. Был ли то сон, но казалось ей, что чернокудрый юноша опять обнимает ее, жжет огнем холодные уста, прижимает к себе, и от того пустеет сердце. И кто-то другой стал жить в ней. И, думая об этом, она не думала уже ни о чем больше.

Не спешила к братьям, позабыла для них слово ласки. И раз совсем не пришла.

Удивились братья. - Что могло помешать?

И, когда спустились сумерки, поспешили домой.

Было смутно на душе, как рассвет дня перед казнью. Уже открылись земли свет ночи, когда братья подошли к дому.

- Отчего не пришла накормить нас? – спросил старший брат, увидев сестру на пороге.

Молчала девушка, без слез плакали глаза.

- Отчего не пришла?

Хотела ответить, но мертвенным шепотом шевелились уста.

В саду звякнул меч. Оглянулись туда. Стройный юноша, у которого змейками сбегали по плечам кольца черных волос, укрылся в тени платана.

- Сын жреца!

Тогда бросился к девушке старший брат

- Это он?

Словно упавшая одежда, беззвучно опустилась перед ним девушка.

- Анаема есто си!

И взмахом ноги он откинул ее далеко за порог. Пролетел в это время пыльный вихрь, подхватил лишнюю песчинку и унес к морскому заливу.

В тот день, когда подняли крест над храмом, на церковной площади собрались все христиане города, а вдали от них стояли кучкой нехристиане, но не было среди них сына жреца. Он навсегда ушел из города.

А вечером, когда луна посеребрила поднятый крест, о залива надвинулся белый туман, хотел коснуться креста и унесся в морскую даль.

Может быть, то был не туман, а поднималась из пучины несчастная душа.

И когда, под великий праздник, в храме служил впервые епископ, это она носилась в вихре урагана вокруг храма.

Прошло немного времени после того, и на город напал отряд варваров.

Пантикапейцы храбро защищали свой город и немало юношей погибло у его стен. Погибли и двенадцать братьев-строителей. Их похоронили в общей могиле у храма и на память векам прикрыли могилу плитой.

- Куфи автис и ги (Мир им).

Мир не сошел на могилу. В ночь под великий праздник прилетает туда тень сестры, белым колеблющимся светом приникает к изголовью могилы, которая уже не видна людям, и тогда плачет кто-то в церковной ограде голосом безысходной тоски.

Но не верит народ в безысходность горя. Есть слух, что должен вернуться юноша с кольцами черных волос. Не тот, что загубил несчастную. Другой, сердце которого поет светлый канон. Он придет к могиле, в ночь под великий праздник, поднимет тяжелую могильную плиту, чтобы мятущаяся тень могла слиться с тенью братьев.

Как никогда, сами собой зазвучат в ту ночь колокола старого храма. И разнесут по земле мелодию мира и любви.